• Пресса
  • Переговорная
    • 21.10. Москва. [Kaya.]
    • 17:09. Аэропорт Хитроу. Лондон. Ванечка
    • 12.45. Кафе "Бискотти". Москва. Даня
    • 13.00. Ресторан "La Luna di Capri ". Слава
    • 19.31. "Муму". Москва. Шведский стол
  • Библиотека
    • Вспышка
    • Оставь мертвым погребать своих мертвецов
    • Странные игры>
      • Гейм 1
      • Гейм 2
      • Гейм 3
      • Гейм 4
      • Гейм 5
      • Гейм 6
      • Гейм 7
      • Гейм 8
      • Гейм 9
      • Гейм 10
      • Гейм 11
      • Гейм 12
      • Гейм 13
      • Гейм 14
      • Гейм 15
      • Гейм 16
      • Гейм 17
      • Эпилог
    • Ad libitum
    • Где твое королевство?>
      • Глава 1
      • Глава 2
      • Глава 3
      • Глава 4
      • Глава 5
      • Глава 6
      • Глава 7
      • Глава 8
      • Глава 9
      • Глава 10
      • Глава 11
      • Глава 12
      • Глава 13
      • Глава 14
      • Глава 15
      • Глава 16
      • Глава 17
      • Глава 18
      • Глава 19
      • Глава 20
      • Глава 21
      • Глава 22
      • Глава 23
      • Глава 24
      • Глава 25
      • Глава 26
      • Глава 27
      • Глава 28
      • Глава 29
      • Глава 30
    • Ночь длинна / мини
    • Практис
    • It's just a game
    • Ночь длинна>
      • Пролог
      • Глава 1
      • Глава 2
      • Глава 3
      • Глава 4
      • Глава 5
      • Глава 6
  • Гостиная
  • Галерея
  • Мьюсик-рум
  • Шахматы
    • Даня
    • Ваня
    • Боев
    • Богдан
    • Вероника
    • Викусь
    • Анель
    • Марьяна
    • Аня
    • Родин
    • Ремизов
    • Людочка
    • Ковальский
    • Слава
    • Леко
    • Асташов
    • Сергей
  • Форум
Где твое королевство?

Где твое королевство?


Глава 12

Даня со всей дури бьет кулаком в стену – боль разливается по побелевшим костяшкам, отдается в запястье. И кажется, что керамический гномик, прячущийся в зарослях зелени, выпучивает глаза еще сильнее, дергает головой от негодования. 
– Тупой старый мудак. 
В тапочках-пушистиках. И с кузнецовским фарфором. Интеллигенция, блядь. Борода колышком и взгляд с прищуром. Владимир, мать его, Ильич. Даня трет пальцы, намеренно пихает плечом створку лифта – эпитетов хватает до первого этажа. 
– Какая же су-у-ука, – уже выходя из подъезда. С его «завтраком по-семейному» и «домашними сырничками». Убить и покарать сырником в задницу. 
«Мы считаем…». Мы, ага. Николай Второй. Царь. 
Бепе пока нет, но он уже дал знать, что подъезжает. Даня сам отпустил его к матери. Доктор позвонил в семь утра, и Вальд вообще сначала хотел проигнорировать ор мобильника, звук которого специально выставил на полную громкость, понимая, что от вибрации точно не проснется. Через пару секунд воплей – нудных, на одной ноте – открыл глаз, приподнялся и попытался примериться, попадет ли сотовым в шкаф. В детстве получалось. Вместо этого – ответил. И на автомате, запинаясь о ступени, потащился в гостиную передавать Богдану слова врача: «Первые часы – самые важные, но в больнице сделали все правильно. Сейчас она уже у нас, после десяти можете приезжать». 
А потом была почти идиллия воскресного семейного завтрака: ледяной, сводящий зубы гранатовый сок, кофе и свежие, пахнущие расплавленным сыром булочки. На оговорку «почти» старательно закрывали глаза, но сложно не заметить помятые, как задница слона, рожи. И Даня не питал никаких иллюзий – у всех троих. 
Оживились, собирая для Богдана передачу в больницу: ноутбук, телефон, еще кучу чего-то, завернутого в бумажные пакетики от Вики – и все стало совсем хорошо, когда Ремизов тепло и по-отечески пригласил Даню к себе «позавтракать» и обсудить дела в домашней обстановке. А вот теперь… 
– Это какая же пидорасина… Сука подлая. 
Пробегающая мимо ссыкушка лет двенадцати, испуганно покосившись на Даню, плотнее запахивает алую болоньевую курточку и припускает на тонких, готовых подломиться шпильках быстрее – до подъезда. 
А Лексус все не появляется в оживающем, залитом солнцем дворе. И ведь на Бепе не наедешь – у человека трагедия. У Дани не остается других вариантов – он достает телефон. 
Только откинув крышку и глянув на экран, Вальд понимает, что наступил октябрь. Это странная осень – переменчивая, капризная маленькая девочка, как Анель: то ей хочется лета и солнце палит на полную, то мордочка куксится и льют дожди. И настроения ее с Даниными ну никак не совпадают. 
– Славик, ты занят? 
Видимо, да. Судя по тому, что фоном заливается Миша и гремит посуда. 
– Мы обедаем. Что-то случилось? 
Опять несовпадения: у кого-то обед, а кто-то только что впихнул в себя три кислых, расползающихся на тарелке сырника. 
– Фэйл. 
– Что? 
– Я разговаривал насчет покупки доли с этим стариком… Ремизовым. 
– Да, я понял. И? 
Почему именно Славе? Потому что больше некому. И при всей неоднозначности их отношений сейчас это было таким логичным и правильным – набрать ему. Как прежде. 
Бепе паркует машину возле подъезда, смотрит через стекло – виновато и счастливо. Даня только качает головой и забирается в салон: «Домой». 
Хороший повод прекратить начатый разговор. Все, что было сказано до сего момента Даней, тут же использовалось Славой против него самого. А история с Ремизовым вышла… тупой до безобразия. Чем не повод поддеть? 
– И? Дань, он отказал? 
Но… почему бы и не попытаться? Уютно – устроившись в кресле, глядеть на узкие темные переулки вокруг Садовой, вылизанные до блеска солнцем, высвечивающим ажурную вязь трещин на серых стенах домов. Как на старинном фарфоре, вот том, кузнецовском, в большой, но холодной – сиротской, что ли? – кухне Ремизова. 
– Он спросил таким мягким вкрадчивым голосом: «А что Вы хотите купить, Даниэль?». А я ответил: «Долю в «Сэара». И вот тут-то и пряталась мина. 
– В смысле? 
– Он спросил «А что такое «Сэара?», бля. Без «бля» спросил. 
Даня делает паузу, дожидаясь реакции Славика. Тот коротко хмыкает и сразу же предлагает: 
– Компания, да? 
– Я так и сказал, но… Ответ был неверным. 
– Что значит неверным? У меня все документы и… – Славик ойкает, потом слышится звук шлепка. Даня успевает подумать, какие крутые меры воспитания в семье Славы, как снова раздается его голос: – Миша, не надо папу бить. Папа может и ответить… 
– Славик… ты… 
– Подожди. Я уже ото всех спрятался. 
Теплая, уютная тишина. Даня смеется, представляя забаррикадировавшегося в кабинете Славу: 
– Я думал, ты сторонник Жукова. 
Старый спор, школьный – про целесообразность отступления и сдачи позиций. 
– Жена и ребенок заставляют круто пересмотреть взгляды. Так что дальше? 
– Помнишь приебнутую Варвару Николаевну? 
– Историчку? 
– Угу. Я будто на экзамене у нее побывал. Оказывается, «Сэара» – это не компания. Внимание! Это история трех людей, часть их жизни и часть жизни страны. От меня требовалось пересказать все от замысла отца, Ремизова и Вероники и до… – Даня шипит, вспоминая, – речи господина Вальда, произнесенной в день заключения первого контракта. 
Слава ржет. Наверняка забрался в кресло с ногами, механически перелистывает страницы какой-нибудь книги, прижимает телефон к плечу, а глаза блестят… 
Даня скучал. Именно это ощущения покоя и правильности он и искал, приглашая Славика в «команду». Ни игр, ни драк не хотелось – этого. Возможности быть заодно. 
– А ты? 
– А я провалился, естественно. Какая мне разница? 
«Сэара» – Данина. Что еще нужно знать? Факт, который определило рождение. Факт, на который отец ссылался постоянно. Краеугольный камень всего, что… Просто – всего. 
Поэтому Даня сидел в углу старчески неухоженной кухни, недовольно отмахивался от лезущей в лицо упругой змейки плюща, пил горький, крепко заваренный чай и не понимал, чего от него хотят. А Ремизов все сыпал и сыпал вопросами, какими-то левыми, ненужными данными о трудных перестроечных годах, своем детстве и сделках двадцатилетней давности. 
– И он сказал «нет»? 
– «Нет» он не сказал. Как все возомнившие о себе мудаки, он дал мне второй шанс. 
Даня устал, пожалуй, даже больше, чем накануне в больнице. Потому что вчера был какой-то результат, а это утро – время, потерянное впустую. Бесполезное, выброшенное на ветер время. 
– Условия таковы: если я докажу, что достоин, если я смогу убедить хотя бы одного из оставшихся владельцев «Сэара» продать мне долю, он свою передаст тут же, да еще и по цене существенно ниже той, что я предлагал. 
Слава молчит, размышляя – шумно дует в трубку и, наконец, резюмирует: 
– Это не так плохо. Хочешь приехать к нам? 
– Нет, Славик. Много дел. 
– Понятно. Тогда до… встречи? 
– Да. 

Бепе тараторит всю дорогу. Даня слушает, потому что понимает: его не заткнуть. А еще – потому что радостный, захлебывающийся голос не мешает думать. 
– У нее отдельная палата, меня провели туда, все показали: телевизор, телефон, кнопку экстренного вызова медсестры. Объяснили, просили не волноваться. Сказали, что покупать дополнительно ничего не нужно. 
– Хорошо. 
Отец никогда не был сентиментальным. Даня ни разу не наблюдал сцены вроде той, что устроил утром Ремизов: чай, дым сигарет и расползающееся под пальцами кружево воспоминаний двадцатилетней давности. Но было ли это доказательством того, что «Сэара» для него ничего не значит? 
Каждый год, в декабре, на дне рождении компании, отец начинал свою речь с одних и тех же слов: «Мы были одними из первых…». И в его голосе звучало столько гордости, что каждый раз у Дани скреблось в горле. От зависти. И ревности. Что, если «Сэара» была любимым ребенком Вальда? И не она существовала для Дани, а Даня появился на свет, чтобы компания жила, была такой, какой создал ее отец? 
– Но я не смогу заплатить за все это, Даниэль. 
Бепе ловит взгляд Вальда в зеркале – просяще и испуганно. 
– Я не выставлял тебе счет, правда? 
– Но… Вам не за что мне помогать. 
Даня знает это. А вот почему все-таки сделал то, что сделал, не знает. Теребит в пальцах все ту же обкусанную по краям зажигалку, пытаясь придумать подходящий ответ. Только лишь потому, что босс должен давать логичные объяснения своим поступкам. 
– Посчитаем… Пусть наш фонд помощи сиротам Сербии спасет хоть кого-то. 
– Но мама не из Сербии. 
– Какая разница? Это только… слова, которыми можно играть по-разному. 
Правда в том, что «Сэара» оказалась более благодарным ребенком. Значит, отец был прав, расставляя приоритеты. 
– Я буду полезным, Даниэль. 
– Конечно. Пообедаешь с нами? 
– Хотел… вечером еще раз съездить к маме. На всякий случай. 
– Съездишь, все успеешь. 
Отца уже нет, он не увидит, кто из его детей окажется сильнее. 
Если Ремизову нужны доказательства… 
Даня достает из кармана записную книжку. Второй в списке – Боев. Его личное дело Вальд просматривал уже в полусне, поэтому и заметки на листе похожи на раскоряченных, заваливающихся инвалидов. Не страшно. Сегодня можно будет перечитать файл. Главное есть: «Боев Илья Владимирович, 27 лет. Университет управления. С родителями не общается, отец – главврач третьей городской больницы города Екатеринбурга, обвинялся во взяточничестве. Дело закрыто, обвинения полностью сняты. Мать – домохозяйка. В данный момент Илья Владимирович живет в Москве, один». 
Как закрывают подобные дела, Даня знает. Какая разница – Москва или Екатеринбург? Поэтому строчку про обвинения Вальд подчеркнул двумя линиями, как и телефон. 
– Но я Вам очень благодарен, Дани… 
Даня делает знак заткнуться. Боев отвечает после второго гудка. 
– Добрый день. Это Даниэль Вальд. 
Короткая пауза, и насмешливое, четкое, как будто парень только что прошел курс у логопеда: 
– А… партнер… 
– Чувствую, как Вы меня ждали. 
– Скорее, наслышаны, что Вы вернулись. Теперь все будет по-другому? 
Не агрессия – совсем нет, скорее дружелюбная и в то же время настороженная подъебка. Будто животные ходят кругами, не приближаясь, но присматриваясь друг к другу. 
– Возможно. Для начала хотелось бы встретиться. 
– Кто Вам мешает приехать в Ваш офис? Я там бываю в будние дни с десяти до четырех. Ну, ладно, с одиннадцати. 
– Или с двенадцати? 
– Бывает. 
Откровенно. И беспечно – заигрывая, что ли. «Это мое право, оно ничуть не меньше, чем твое право, так что принимай и молчи». 
– Но мне не хотелось бы пока появляться в офисе. 
– Понимаю. Одно дело большой, светлый кабинет Вашего отца, который сейчас, кстати, уже смотрится не так убойно… И другое – Ваш нынешний, что дальше по коридору… 
– Именно. 
– Что ж, тогда во время ланча в кофейне? 
– Подходит. И… 
– Что? 
– Во сколько у Вас ланч? 
– А… пусть будет в два. 

Соседка подозрительно – сразу – интересуется: 
– Даниэль Вальд? 
И после кивка вкладывает в ладонь Дани ключи с ярким брелоком «Hard Rock Сafe». 
– Отдадите мне или Ване. Это запасные, у него есть свой комплект. 
Даня просовывает палец в металлическое кольцо, вертит связку. 
– И часто он… оставляет ключи у Вас? 
– Один раз было. Тогда приезжала женщина, она назвалась его матерью. 
– Ваня с ней не встречался? 
– Нет. Утром она уехала, не дождавшись его. 
– Спасибо. Я еще зайду. 
– Хотелось бы, чтобы не поздно. 
Можно и ответить, но дверь уже закрывается. И Даня остается один в подъезде перед дверью Ваниной квартиры. 
Он здесь, потому что пообещал отпустить Бепе к матери и пообещал Ване вернуть вещи. Стечение обстоятельств. Недосмотр, помноженный на гнетущее нежелание торчать дома. 
В квартире пусто и холодно. Пахнет шоколадом и осенью – окна распахнуты настежь, а открытая коробка валяется на смятой незастеленной постели. В ней еще остались две или три конфеты. 
Даня зябко поводит плечами, кидает пакет с одеждой на пианино. Все? 
Носок к пятке – до подоконника, медленно, считая шаги, потом обратно до матраса. И снова к окну – две минуты, не больше. Время – странная штука, его никогда не бывает достаточно: то слишком мало, то напротив, много. Несовпадения. Дома, в кабинете, остался включенным ноутбук с открытыми файлами и чашка кофе. Здесь – сигареты и пустота, которая, как и Ваня, заполняет все пространство, не спрашивая, а можно ли. Заполняет и будто иглой под кожу – инъекцией – впрыскивает покой. Даня закрывает окно, механически ровняет на подоконнике стопку листов, выдранных из тетради, стягивает пальто. От одежды в пакете уже совсем не пахнет – чужим. Но это для Дани. Нужно было, конечно, отдать шмотки Вике в стирку, только вылетело из головы. 
Даня запихивает джинсы и рубашку в стиралку. В шкафчиках под раковиной – джентльменский набор: гармошка презервативов, пластиковые бутылочки с зазывными названиями на нежно-пастельных этикетках: «Ночь любви» и «Страсть нон-стоп», антисептик, анальгин и… 
– Ну, блядь же… 
… фаллоимитатор. Порошка нет. 

– У Вас есть стиральный порошок? 
Соседка убирает выставленную вперед руку со сложенными лодочкой пальцами, удивленно отступает вглубь коридора: 
– Вы… Ванин домработник? 
Даня, склонив голову к плечу, перебирает варианты ответов. Лучшим оказывается тот, который не предполагает дальнейших расспросов. 
– Я… Вообще – специалист широкого профиля. 
– Из какой фирмы? 
Удачный момент для маленькой пиар-акции папиной корпорации. Учитывая плачевное состояние «Сэара», может и такая пойти на пользу. Даня, усмехнувшись, неопределенно машет рукой: 
– Действую в частном порядке. 
– Не думали приходить со своим оборудованием? 
– Оборудование при мне – порошка нет. 
Даня кусает губы, чтобы не рассмеяться, ковыряет отставший кусок краски на стене, но тут же воровато отдергивает руку, когда соседка снова появляется в коридоре с коробочкой «Тайда» и бутылкой кондиционера. 
– Спасибо. Верну вместе с ключами. 
Стиральная машинка мерно гудит, а Даня входит в роль: накрывает коробку конфет крышкой, убирает на пианино, прихватив двумя пальцами покрывало, тянет его на постель. 
Есть минут сорок. Окончания стирки можно и не ждать, конечно. Так же как – можно было – не приезжать вовсе. Но Даня слишком устал, чтобы заниматься рефлексией. Поправляет угол подушки, наткнувшись пальцами на острый угол, вытягивает книгу в мягкой, замятой на углах обложке. «Прощай, оружие». Забавный выбор чтива перед сном. Вальд не осилил ничего из Хемингуэя до конца: слишком много соплей. Книга заложена где-то посередине карточкой медицинской страховки. Действующей. 
– Идиот. 
Даня подпихивает подушку себе под лопатки, придерживает страницу двумя пальцами. Перед глазами влажная, липкая пленка – и сколько ни три ладонями веки, она никуда не девается. 
«– Что с тобой, дорогая? 
– Я никогда еще не чувствовала себя девкой, – сказала она. Я подошел к окну и раздвинул портьеры и посмотрел на улицу. Я не думал, что так будет. 
– Ты не девка. 
– Я знаю, милый». 
– Пф-ф-ф… 
Стиралка шуршит в такт растянутым певучим фразам. Они цепляются друг за друга, растекаясь разноцветными акварельными лужицами. Как будто дождь пошел – капля за каплей на желтоватые страницы дешевой бумаги, и черные буквы, исчезая, вдруг проявляются нежными летучими картинками, дрожащими в воздухе. Голограммы. Смотреть, но не касаться. 

Даня просыпается от ничуть не удивленного, веселого: 
– Ну, ёпт… 
Идиотская ситуация. Но Дане лениво что-то объяснять, придумывать логичные оправдания – ему сонно, но холодно. И угол книги колет шею. Вслепую, на ощупь – по бедру, пока пальцы не натыкаются на сброшенное вчера пальто. А дальше можно просто натянуть его на плечи и поджать ноги. Так лучше. 
– Очень мило… 
Сквозь дрему – тихий, будто звук воды, шелест ткани и далекий мелодичный звон. 
– Ты как к мамке под бок притащился, ребенок. Двигайся. 
Ваня холодный. Насквозь пропитался запахом дыма и выстуженного осеннего рассвета. Даня морщит нос и утыкается лицом в подушку. Живот покрывается мурашками, когда ладонь ложится на бок, скользит под футболку – по голой коже, притягивая к себе. 
– Если твой мобильник заорет в ближайшие пару часов, я тебя трахну. 
– Вибратором из шкафчика, – Даня фыркает, не открывая глаз, двигается ближе. 
– Сука ты, тебе сказку про Синюю бороду не читали? 
– Не-а. 
– Надеюсь, ты им не воспользовался? 
– А что? 
Шипит – по-змеиному мягко и издевательски: 
– Он у меня, чтобы засоры прочищать. 
Даня смеется, пытаясь подавить зевок. Но Ваня не унимается – трепло гадкое: 
– И если ты будешь складывать на меня ноги… 
– Заткнись уже. 
Голая Ванина кожа теплеет, а Данина – покрывается пупырышками от прикосновений. 
Как будто слепые, не глядя друг на друга, устраиваются, пихаясь. Поцелуй получается тоже – скорее и не поцелуем, а мягким влажным тычком – губами в губы. От такой неловкости только и можно – рассмеяться. Потому что оба знают – как надо, чтобы было хорошо, чтобы хотелось, чтобы смять, подчинить. А это… 
Даня пропихивает колено между бедер Вани, стряхивает вцепившиеся в штанину пальцы, пытающиеся его остановить, и прижимается к шее. Щеку обжигает металл какой-то дурацкой Ваниной висючки, но и он постепенно согревается, перестает казаться чужеродным. Виском Даня чувствует ровный успокаивающий пульс. 
Странная тяга. Двух векторов, которые никогда не будут направлены друг на друга. Это лишь… временная необходимость – неконтролируемый панический страх быть одному. Назавтра пройдет.
Где твое королевство? Глава 13 >>
Powered by Create your own unique website with customizable templates.